• FinRusMedia
• |
• Infopaketti
• |
• РуФи
• |
• Европейский парламент
• |
• Центральная Финляндия
• |
• МаМу-Медиа
• Наши проекты:

№ 7 ( 50 ) 2009

Они и Мы

Известный московский критик и литературовед Игорь Золотусский читал курсы русской и советской литературы в университете города Ювяскюля. Журнал «Родина» (декабрь 1995) задал ему три вопроса и попросил ответить на них.

1. Отношение финнов к русскому государству

Я думаю, что отношение финнов к русскому государству в разные времена было разное. Скажем, в начале девятнадцатого века, когда Александр I, исполняя завет Петра, решил «очистить» Финляндию от шведов и присоединить её к России (1808-1809), финны вместе со шведами оказались на одной стороне. Как пишет участник этих событий Фаддей Булгарин, финны ещё отчаянней дрались, чем шведы, и, действуя по-партизански, окружали и истребляли отдельные отряды русских. Кстати, в той войне прошли «подготовку» почти все будущие герои 1812 года, например, Барклай де Толли, Денис Давыдов, Багратион.

Затем Финляндия получила статус Великого княжества в составе России, и началось освоение этой северной окраины Европы. Несмотря на то, что на территории Финляндии отныне действовали законы русского государства, финские крестьяне не были закабалены и оставались свободными хлебопашцами. Более того, в 1809 году император Александр I в старинном финском городе Порвоо даровал Финляндии сейм. А спустя несколько десятилетий Александр II издал указ о создании финского банка и печатании финских денег. При его правлении финский язык стал, по существу, государственным.

Благодарные финны воздвигли в его честь памятник на главной площади Хельсинки: там он стоит и по сию пору. Площадь эта - по примеру петербургской - называется Сенатской, позади фигуры Александра II - лютеранский собор, а по левую и по правую руку от императора - Совет министров и университет. Университет долгое время назывался Александровским, и бюст Александра I виден во дворике университета, в двух шагах от памятника Александру II. Тот факт, что два русских императора - символы русской государственности - и сегодня имеют прописку в центре Хельсинки, говорит о вполне лояльном отношении финнов к России тех времён. И ещё об одном сооружении такого же рода. В Хельсинки на рыночной площади возвышается гранитный четырёхгранник с орлом на вершине - дань уважения русской императрице, некогда ступившей на этот берег.

Что же касается новейшей истории, то тут картина менее благост-ная. Правда, финны помнят Ленина, даровавшего им независимость в 1917 году, и даже сохраняют в Тампере музей, ему посвящённый, но их отношение к государству, созданному Лениным, начиная с момента освобождения, становится отрицательным. Общая граница и страх быть вновь завоёванными усугубляют этот негативный взгляд. Он не меняется ещё и потому, что Москва засылала в Финляндию своих агентов и под видом левых партий содержала там «пятую колонну».

Кризис разражается в 1939 году, когда наши войска переходят границу Финляндии, и начинается, как называют её финны, «зимняя война». Эти события окончательно разводят Финляндию и Россию, и чувство финнов по отношению к государству Сталина из отрицательного перерастает во враждебное. Недаром Финляндия в годы второй мировой войны становится союзницей Гитлера.

Даже сейчас отзвуки 39-го года будоражат умы финнов. Регулярно отмечаются годовщины «зимней войны», по телевидению и в газетах выступают её ветераны, показывают кадры тех лет, где снята брошенная русская техника, пленные советские солдаты и офицеры, трупы «завоевателей». Это, может быть, единственная в истории Финляндии военная победа, и поэтому её отмечают как праздник. Бывшие фронтовики гордятся своими наградами, тем, как они ловко отделали русских, и, поскольку это исключительный факт финской истории, я думаю, память о нём будет жить долго. Была побеждена не Россия (хотя и Россия тоже), но ненавистный режим, то есть государственная машина, созданная коммунистами. И хотя Россия ныне не та, всё равно эта зазубрина в отношении финнов к России как государству остаётся. Школьники учатся на примере «зимней войны» патриотизму, да и вся нация, вспоминая её, пестует те же чувства.

Недоверие к России не изжито: это и остатки старых страхов, и страхи новые - уже не только перед военной силой, но и перед хаосом, грозящим выплеснуться через границу Суоми, перед возможностью реставрации коммунизма. Любое движение в эту сторону - от путча 91-го года до провалившегося «чеченского блицкрига» - вызывает здесь содрогание: всё-таки российский колосс, даже разваливаясь, ещё способен засыпать Финляндию обломками. И если рассудительные финны зимой 1995 года вступили в Европейское сообщество, то это тоже потому, что они боятся неуправляемой русской стихии и хотели бы прикрыться от неё щитом Европы.

2. Отношение финнов к русскому человеку

На второй вопрос ответить и проще, и труднее. Проще потому, что государство Россия и русский народ - не одно и то же. Труднее, ибо чувств каждого финна не учтёшь, а у каждого финна, подозреваю, есть своё отношение к русским и русскому народу. Но возьмём сначала то, что делается на государственном уровне. Русский язык факультативно изучают в школах, почти во всех финских университетах есть кафедры русского языка и литературы. Чем это объяснить? Возросшим спросом на русский язык.

Это не столько скачок интереса к России и русскому народу, сколько изменение имиджа русского в Финляндии. Я, конечно, имею в виду прежде всего богатых русских, чьи толстые кошельки производят впечатление на деловых финнов. Финны очень практичны и знают цену деньгам. И когда русские - не в пример прежним - стали одеваться в лучших магазинах, покупать всё, начиная от дорогой одежды до квартир, домов и земли, никто не оказался в силах им воспрепятствовать. А что делать? Русские платят наличными. Увеличило ли это уважение к нам? Думаю, нет. Так как это уважение не к народу, его трудолюбию и надёжности, а типичное для Запада уважение к деньгам.

У финнов есть вместе с тем опасение, что это ненадолго, что богатство, нажитое неизвестно каким путём, подвержено эффекту бочки с порохом, взрывающейся при попадании в неё искры, но, пока платят, они берут. Повторяю, это не отношение к русскому народу, рус-скому человеку или просто ко всему русскому.

Если же говорить о последнем, то тут мозаика. Молодёжь не знает прошлого, и грехи счетов с русскими не лежат на ней. Ни «зимняя война», ни то, что Финляндия до 1944 года была на стороне Гитлера, не отягощают её памяти. Но у многих студентов (я сейчас говорю о них) есть по отношению к русским подозрительность. Виной тому и наша бедность, и агрессивность, отсутствие закона, шаткость власти, Чернобыль, Чечня и т. д. Русские в массе своей бедны и ожесточены, у них ничего не получается (студенты ездят в Россию и видят, как мы живём). С нами рискованно иметь дело, мы ненадёжны. В ухоженной, красивой Финляндии всё стабильно, всё на месте, всюду чисто, а хорошо исполненная работа - бог финского человека. Финны видят в России не только музеи, отреставрированные монастыри, куда их возят на экскурсии, но и грязь, тараканов в гостиницах, хамство. Они видят, что слово тут не держат, обязательство ни к чему не обязывает, а труд для большинства - повинность, которую спешат отбыть.

Финн вас примет и без пяти пять, если работа кончается в пять, и будет с вами вежлив и нетороплив, даже если стрелка часов перешла черту, означающую конец рабочего дня. Пусть ты зашёл не вовремя, тебя надо обслужить с таким же вниманием, с каким ты был бы обслужен и в середине дня.

У некоторых студентов есть друзья в России (особенно в Карелии и Санкт-Петербурге), финны у них гостят, принимают их у себя. Есть даже фанатики такой дружбы, пересекающие финско-русскую границу по несколько раз в год. Но поскольку люди в Финляндии в целом не любят обнаруживать своих чувств, подобные энтузиасты в их среде - исключение. Да, финны достаточно сдержанны, хотя умеют и веселиться, и загуливают порой - правда, вечером в пятницу или в субботу, когда надо «выпустить пар» после рабочей недели. Но уже в воскресенье на улицах тишина и чистота, нет ни одной бумажки (а до этого были забросаны все тротуары), и в понедельник с утра, умытые и трезвые, они - в студенческих аудиториях (гуляет и бузит в основном, конечно, молодёжь), в своих офисах, магазинах и банках.

Русского разгула без берегов они не приемлют. Их дисциплинированность, точность, исполнительность никак не соединяются с русской расхристанностью, с пылающими полюсами наших крайностей, с аритмией русской жизни.

Старшее поколение, помнящее и 1939 год, и последующее полувековое давление со стороны СССР, конечно, более недоверчиво относится к русским, чем молодёжь. Ведь финны боялись укрывать у себя политических беженцев, выдавали их Москве. К сожалению, это правило действует до сих пор.

Расскажу по этому поводу одну романтическую историю. Её поведал мне мой Друг, политзэк, отбывавший срок уже после смерти Брежнева. У них в зоне отдельно от всех сидел особо опасный преступник, которого судили за «измену родине». Не знаю как, но моему другу удалось встретиться с ним, и тот открыл ему тайну своей «измены».

Преступник этот полюбил финскую девушку, а она его. У них родился ребёнок. Финка уехала в Финляндию, его к ней не пустили. Тогда он решил перехитрить судьбу. Будучи человеком талантливым и изобретательным, он соорудил воздушный шар, пробрался с ним к советско-финской границе, разжёг костёр, наполнил шар тёплым воздухом, в корзину посадил чучело, похожее на себя, и запустил этот шар в воздух.

Пограничники бросились ловить нарушителя, а наш изобретатель тем временем перешёл границу. Он явился в тот город, где жила его возлюбленная, нашёл её дом, постучал и на вопрос: «Кто там?» - ответил: «Это я». Шесть месяцев прожил он со своей семьёй. Но соседи донесли на него. И финские власти выдали его СССР. Он получил пятнадцать лет строгого режима.

В отношении финнов к русским есть ещё один нюанс. Наши молодые женщины, которые ищут теперь мужей по всему свету, пытают счастья и здесь. Они выходят замуж не за конкретного финна, а за Финляндию, и, получив все права, быстро разводятся, порывают со своими избранниками, нередко оставаясь с маленькими детьми. Такие истории тоже влияют на авторитет русских, хотя сами финны тоже разводятся довольно часто.

Основной аргумент наших дам - с финскими мужчинами скучно. Они или молчат, или молча пьют, а русские привыкли, что если любовь - то душа в душу, если бутылка водки - то исповедь, если страсть - то ревность, побои, затем соединение на новом витке - одним словом, «поединок роковой», как говорил Тютчев.

Образованные русские женщины хотят от финнов разговоров о литературе, о политике, о религии, о философии, а те включают телевизор и смотрят ... спорт. (Спорт в Финляндии выше всякой философии, и когда финская хоккейная команда выиграла первенство мира, они праздновали эту победу целую неделю. Такие торжества у них бывают только на Новый год и в Рождество Христово.)

Нельзя исчерпать эту тему одной фразой: «русских любят» или «русских не любят». Смотря какие русские. Но даже тех русских, которых финны берут на работу, а затем, повидавши их в деле, начинают уважать, они держат в чёрном теле. Русским платят меньше, чем приглашённым из других стран, и я знаю случаи, когда талантливые русские специалисты подвизаются в роли поставщиков умственной энергии для своих работодателей.

3. Отношение финнов к русской культуре

Всё это, естественно, не возвышает русских интеллектуалов в глазах финских коллег. Есть, правда, дальновидные финны, которые понимают, что русский народ не вымрет, что Россия останется, что там, наконец, всё успокоится, люди начнут работать, народится новое поколение, которое будет испытывать страх если не перед Богом, то перед законом - и тогда Финляндия окажется в предпочтительном положении среди других европейских стран. Разовьётся торговля, партнёрство, и всякое неравенство (Россия большая, но бедная, Финляндия маленькая, но богатая, русские полагаются на авось, финны - на свои руки) исчезнет. Если, конечно, случай - этот мелкий бес истории - не подбросит нам какой-нибудь подлянки.

В 1987 году, когда я в первый раз приехал в Финляндию, меня повезли на остров Свеаборг, где до сих пор стоят стены и башни старинной крепости. В одном из её строений у морского лекаря родился сын Виссарион Белинский. Финны отметили этот факт сооружением мемориальной доски, и мне была приятна эта подробность, говорящая об уважении к русской культуре.

В связи с этим сделаю короткое отступление. В том же 1987 году, выйдя однажды утром из гостиницы, я увидел, что на многих зданиях висят финские национальные флаги. Я спросил у моих хельсинкских друзей, что это означает. И был приятно удивлён, когда мне ответили: сегодня день рождения поэта Алексиса Киви. Господи, подумал я тогда, чьи только тезоименитства и похороны не отмечаются в благословенном СССР! А в день рождения Пушкина никто не догадывается вывесить государственные флаги.

Финны чтут своих поэтов, но также чтут они и иноземцев. К русской культуре XIX века отношение безоговорочно почтительное. Хранилищем книг этого века является хельсинкская Славянская библиотека, которую без преувеличения можно назвать русской библиотекой. Её залы и подземные этажи забиты сокровищами - здесь хранится вся русская печатная продукция с 1825 по 1917 год. Указом императора Николая I было предписано рассылать обязательные экземпляры издающейся в России периодики в три адреса: в библиотеку Академии наук, цензуру и в библиотеку хельсинкского Александровского университета.

Вы спокойно можете подойти к стоящим в читальном зале полкам и снять «Современник» Пушкина (не копию, а оригинал) или «Северный архив» Булгарина. Эти и другие книги, энциклопедии, старинные словари и справочники, газеты и журналы вы вольны не только брать, но и оставлять на своём столе до тех пор, пока они вам нужны.

Раньше в этой библиотеке, где почти все служащие говорят по-русски, работали учёные из Европы и Америки, сейчас здесь много наших соотечественников. Молодые таланты наезжают сюда из Москвы, Петербурга, и Хельсинкский университет оплачивает их труды по русской литературе, которые, по совести говоря, должны были бы оплачивать мы сами.

Прагматический интерес к рус-скому языку (его должны знать гиды, продавцы, переводчики при фирмах и т. д.) неизбежно влечёт за собой и интерес к русской литературе.

Русскую духовную проблематику, или, как говорят сейчас, русский менталитет, нельзя понять без литературы. Не знаю, по каким источникам будет изучаться история постсоветского времени, но сейчас такого выразителя духа нации, как литература XIX века, нет.

В университете города Ювяскюля, на русской кафедре читают лекции по русской классике и современной литературе, ведут семинары, где студенты штудируют тексты Толстого и Достоевского, Гончарова, Платонова, Булгакова. На эти семинары год от года собирается больше и больше людей, и вспыхивают дискуссии, так как русские «проклятые вопросы», русская исповедальность, русская «литература сердца» заставляют биться финские сердца.

Я был поражён, когда на экзамене по литературе XX века большинство студентов взяли не облегчённые обзорные темы, а тему «Трагедия мечты в романе А. Платонова «Чевенгур». И они эту трагедию, далёкую от их исторического опыта, поняли! А одна студентка сделала приписку в конце, где призналась, что у неё был тяжёлый в душевном отношении год, и что только чтение русских книг помогло ей избавиться от отчаяния.

Финны оказались чувствительными не только к русской религии любви, но и к высшим философским вопросам, которые ставили в своих сочинениях Гоголь, Достоевский и тот же Платонов.

Русская культура религиозна или тянется к вере, финны соблюдают обряды, но не связывают с церковью или учением Христа решение тех проблем, которые задаёт им жизнь. Священник и писатель - каждый занимается у них своим делом. Когда я спрашивал у финнов, есть ли у них духовные вожди, они отвечали: а зачем они нам? Резонный ответ, хотя для русских он непонятен. Мы религиозны, и в этом смысле нам нужен не только Бог, но и апостол.

Финская классическая музыка, финская классическая живопись традиционны, но современные образцы этих искусств, включая театр, балет, прозу и поэзию, тяготеют к авангарду, к новейшим формам и разяще расходятся с классической традицией. Поэтому из современной русской культуры финны берут по преимуществу авангард. Они тянутся к нашим постмодернистам, структуралистам (если речь идёт о литературной науке), семиотике и т. д. Когда я говорю «финны», я имею в виду прежде всего режиссёров, художников, писателей, а не читателя.

В прежние годы в Финляндии выходило и продавалось много русских книг. Из них две трети составляла советская обязаловка. Теперь обязаловка другая: давай только антисоцреалистов. То есть давай порнуху, чернуху и тому подобное. Финские издатели лишь перевернули валета вниз головой. Между тем соцреализм и антисоцреализм, по-моему, два конца одной палки.

Финны и русские ближе друг к другу, чем мы думаем. Дело в том, что, когда славяне, сошедшие с Карпатских гор, откочевали в долины и явились на те земли, которые сейчас зовутся центральной Русью, здесь их встретили давно живущие на этих землях финские племена.

И соединение этих народностей произошло бескровно, без войны. Конечно, финны - лютеране и протестанты, а мы - православные, но если взять Русский Север, то у нас с ними один пейзаж, одна линия горизонта, один климат. Природа связала нас навсегда.

У финнов есть все основания сегодня чувствовать своё преимущество перед нами в культуре труда и культуре быта. В жизни они приземлены и расчётливы, но у них есть и «Калевала», и Алексис Киви, и Симберг, и Сибелиус. И на этом высоком уровне мы всегда сможем понять друг друга.

Источник: журнал «Родина», декабрь 1995 Фото: http://fi.wikipedia.org/

Наверх