В этом номере:
Архив:
№ 4 ( 26 ) 2007
В нашей семье, как впрочем и во многих других, хранится множество альбомов с фотографиями и вырезками из газет, связанных с историей жизни близких нам людей. По этим фотографиям можно проследить судьбы людей, давших нам жизнь. Сидим с сестрой в комнате нашей мамы, перебираем её альбом и вспоминаем своё детство. Зимный вьюжный вечер в Заполярной Воркуте 60-ых годов. Мы, дети, только что пришли с улицы. Как всегда прыгали с крыш сарая в глубокие мягкие сугробы и рыли у дома снежные пещеры. С трудом очищаем основательно прилипший снег с валенок и брюк, развешиваем по батареям, входим в комнату и сразу обычный день превращается в праздник.
Американская сказка
Приехала наша бабушка Лиля – высокая, худенькая, интеллигентная, сразу видно – иностранка. По воспоминаниям нашего, мягко сказать, несчастли-вого детства, от каждой встречи с ней осталось ощущение, что в этот день я получила подарок. Вместе с ней в наш дом приходил уют, тепло, вкусный яблочный ”applpai”, а главное – её рассказы о своей американской жизни, казавшиеся мне тогда самой интересной сказкой. Как тогда я хотела запомнить подробности этих рассказов, имена и судьбы её 9-и сестёр и братьев, как же ненавидела её злющую мачеху, точь-в-точь, как из сказки о золушке. И муж моей бабушке достался такой же, как принц из сказки, не по богатству, а по силе любви к ней и троим их детям – сыну Марвину, дочерям Дорис (будущей моей маме) и Констанции. Бабушка родилась в Америке, куда семья её отца переехала из Финляндии, из Toholampi в конце 19-ого века. А дедушка Эльяс родился в Ylihärmä недалеко от Seinäjoki, откуда в 14-летнем возрасте вместе со своей семьёй в 1906 г. переехал в Америку. Рассматриваем одну из первых фотографий в мамином альбоме. Молодая 17-летная бабушка Лиля рядом с дедушкой сразу после венчания. Думала ли тогда она, сколько горя и утрат ожидает их впереди, и виновником этого будет любящий её Эльяс.
Воспоминания о Воркуте
Но вернёмся в Заполярную Воркуту моего детства и бабушкиным воспоминаниям. Ощущение сказки у меня пропадало, когда я начинала расспрашивать бабушку Лилю об их переезде в Карелию, и как они оказались в Воркуте. Интонации её голоса и настроение сразу менялись. Конечно, уже тогда я понимала: «Не очень хочется ей про это рассказывать, ей тяжело ворошить эти страницы своей жизни». Но куда денешься от детских любопытных вопросов? Полный ответ на вопрос, почему пропадало у меня ощущуние сказки, я получила уже гораздо позже, когда бабушке, моей маме и тёте Каани выдали справки о реабилитации. В справках было сказано, что семьёй изменника Родины они были признаны безосновательно и на Крайний Север были сосланы незаконно. За что же они были сосланы из Карело-Финской АССР, кто же был признан в их семье органами НКВД в 1946 г. изменником Родины?
Исследования Мейми Севандер
Ответы на все эти вопросы мы находим в 4-х книгах недавно ушедшей из жизни Мейми Севандер, 45 лет проработавшей в Петрозаводском университете и посвятившей последние годы своей жизни исследованию судеб канадских и американских финнов в СССР. Одна из этих книг «Vaeltajat» с дарственной надписью автора хранится у моей мамы. Мейми Севандер (девичья фамилия Корган) была одной из тысяч разбросанных по миру перепетиями истории американских финнов, уроженка г. Дулитл штата Висконсин, с 1934 г. проживавшая в Карелии. Она была одной из тысяч, но единственной, кому удалось создать коллективный портрет американских финнов, потерявших одну Родину и обретших в России Родину – злую мачеху. Этот коллективный портрет создавался на основании судеб тысяч людей, их семейных фотоархивов, рассказов, данных шведских и американских пароходных компаний, госархивов США, Финляндии, Канады, Швеции, архивов КГБ и НКВД. Сколько улыбчивых счастливых лиц смотрят на нас с фотографии палубы теплохода, отправляющегося из США в Карелию! По разным причинам они приняли решение об эмиграции в Россию, среди них были коммунисты, по-настоящему верящие в возможность построения в России справедливого общества. На фоне разразившегося в США экономического кризиса зёрна пропаганды легко попадали на благодатную почву.
К тому же тоска по Родине – по Финляндии для людей, оставшихся без работы, стала одним из важных психологических факторов решения об эмиграции в Карелию. Карелия была так близко расположена от Финляндии, что казалось, что это почти одно и то же.
Поедем строить Эльдорадо!
На собраниях коммунистов и приглашаемых на них таких людей, которые вообще были далеки от политики, возник лозунг: «Давайте поедем в СССР, там мы поможем построить настоящее Эльдорадо – государство рабочих и крестьян и дадим своим детям светлое будущее». Поверил в это и мой дедушка Эльяс. Бабушка Лиля сопротивлялась переезду как мама, ведь у семьи был дом, машина, она убеждала мужа, что надо пережить этот тяжёлый момент здесь, в Америке. Поехали в Карелию два дедушкиных брата с семьями (один из которых вернулся в Америку), а вместе с ними и семья моего деда. В октябре 1931г. все они 5 человек стояли на палубе парохода «Drottningholm» среди сотен других людей и с энтузиазмом пели «Nälkä meillä on aina vieraanamme».
Моя мама была тогда 8-летней. Она вспоминает каким счастливым им казался переезд в Россию. Люди из разных городов Америки во время переезда знакомились, фотографировались, их очень вкусно кормили. Несколько девочек, с которыми подружилась мама, стали ей подругами на всю жизнь. Холодным октябрьским днём, через 2 недели после отплытия из США, эммигранты прибыли в Карелию, а далее их группами направили в разные районы. Семья моей мамы приехала на станцию Пай в 40 км от Петрозаводска.
Жизнь в деревне Пай
Коммуна американских финнов с присущим им трудолюбием, во всём проявляя основную черту финского характера – «sisu» - очень скоро превратила унылый серый лесопункт Пай в посёлок финского образца – сверкающий ярко окрашенными домиками и зеленью, с беседками, качелями у каждого дома. И люди в этом посёлке были счастливы. После трудового дня в лесу, жители собирались на танцплощадке в клубе, пели американские и финские песни. У финнов не было выходных от труда. Все летние воскресенья с раннего утра всей семьёй шли в лес. Бочками мочили бруснику и засаливали грибы, ловили щук на озере Мужало. У каждого из детей были свои обязанности. Моя мама должна была следить за порядком в доме, её младшая сестра Каани покупать продукты, а у их старшего брата Марвина работы по дому всегда был непочатый край – дрова, заготовка сена, огород. Мама любила вспоминать, что у них с сестрой были козочки, которых нужно было кормить. Мама часто, когда не было родителей, приводила свою Маньку домой и вместе с ней прыгала на кровати. А как были увлечены спортом дети американских финнов! В 1939 году группа подростков, в числе которых была и моя мама, приняли участие во Всесоюзной лыжной спартакиаде под Ленинградом. Мама вспоминала, как интересно они провели там время. Жили в гостинице «Англетер», ездили на экскурсии. Лыжи и рыбалка были главными увлечениями финских детей. Это, наверное, жило в финских генах.
1934: начало изменений
Казалось бы, что этой безмятежной жизни не будет конца, хотя уже в 1934 г. начало происходить что-то такое, непонятное тогда никому. Стали закрываться финские школы, прекратили обучение на финском языке. Поэтому моя мама не получила хорошего образования, лишь 4 класса финской школы. В школе, где все предметы были только на русском языке, она учиться не смогла – не хватало знания русского языка. Но после войны она окончила торгово-кулинарное училище и всю жизнь работала поваром и зав. производством, была мастером своего дела. Помню, как мы, её маленькие тогда дети, гордились ею, когда в городской газете г. Воркуты «Заполярье» было опубликовано стихотворение одного шахтёра о моей маме «Первая по первым»!
Но вернёмся в 1934 год. Начались аресты американских финнов и, в первую очередь, тех, кто яростней всех агитировал за переезд в Америку. В 1934г. арестовали 47 человек, 12 из которых расстреляли. Отцу Мэйми Севандер Оскару Коргану много раз американские друзья предлагали вернуться в Америку, предупреждая о возможности ареста, но он всегда отвечал: «Я уеду, если уедут все, кто, поверив в мои призывы, переехал в Советский Союз». И вскоре его арестовали. Только через 50 лет дочь узнала, что отец был расстрелян 9 января 1938г. Люди спасали друг друга как могли. Кто-то убегал в лес, кто-то пытался перебраться в Финляндию через границу на лодке. Известный пионист Вальтер Мяки три дня пролежал под лодкой на берегу, спасаясь от ареста.
Моего деда не арестовали, он умер в солнечный июльский день 1943 г., возвращаясь с лесной делянки. Умер от разрыва сердца в 49 лет, а моя бабушка Лиля стала вдовой в 38 лет. Последние месяцы своей жизни дедушка Эльяс был неразговорчив и только за 2 дня до своей кончины сказал: «Почему, Лиля, я тебя не послушал и увёз вас в Россию? Это была моя ошибка.» До смерти дедушки их семья пережила большое горе. В первые месяцы войны в 1941г. пропал без вести их сын Марвин – работящий, застенчивый парень, не поцеловавший ещё ни одной девушки. Его призвали на фронт. Как выяснилось потом, по мнению НКВД, Марвин мог быть финским шпионом или перебежать к своим соотечественникам-финнам. Мэйми Севандер пыталась выяснить судьбу Марвина. По её мнению, Марвин погиб при бомбёжке поезда, в котором его отправляли на фронт у г. Выборг. Никаких конкретных архивных данных о нём не нашлось.
Рыть окопы
Моя 18-летняя мама со своими подругами (все проживают сейчас в Финляндии) Ирьей Леписто, Ирмой Ахти, Марьяттой Борисовой, Маргит Шмарловской, призванные на оборонные работы, прошли пешком от Карелии до Вологды, роя окопы для солдат. Каждый день этого пути – сюжет для отдельного рассказа. Им, молоденьким голодным девочкам, съедавшим в день по 300 г. чёрного хлеба пришлось киркой и лопаткой рыть каменистую карельскую землю. Ночевали там, куда пустят. Однажды, уже поздней холодной осенью зашли ночевать в сарай, а там пять страшных бородатых уголовников, сбежавших из тюрьмы. Испуганных девушек, готовых ночевать на морозе, уголовники пригласили к огню, накормили горячей картошкой и чаем и ещё на дорогу дали пачку чая. С собой в рюкзаках девушки несли красивые платья из американского панбархата и шёлка и в самые тяжёлые моменты меняли их у деревенских на кров и картошку. Мама рассказывала, что среди их группы была одна девушка, не просто некрасивая, а болезненно некрасивая, с лицом поражённым оспой. Когда однажды они попросились в одной избе на ночь, хозяйка сказала: «Заходите, только эту больную не пущу, пусть уходит». И все девушки разом повернувшись к двери, ушли вместе с подругой.
Вечная дружба
Они очень боялись потеряться. Недаром говорят, что дружба, которая рождается за столом – это пустое, а рождённая в горе и испытаниях - вечная и прочная. Всю свою жизнь они не теряли друг друга из вида, любили и любят сейчас. В Лахти живёт Ирья Леписто, которой уже 87 лет. Но когда она приезжала в Ювяскюля к дочери, она всегда бывала у моей мамы. И как бы плохо мама себя не чувствовала, казалось бы, утром ещё еле-еле говорила, с приездом Ирьи разговоров у них было столько, что диву давались – откуда силы брались у этих девушек за 80. А в 1941 году им было по 18-20 лет, и они чувствовали себя одной семьёй. Когда после оборонных работ девушки вернулись в Петрозаводск, оказалось, что мама и её сестра эвакуированы в Новосибирск. Пока мама в телячьем вагоне добиралась до Сибири, её родные уже вернулись в Петрозаводск. Чтобы иметь хоть какие-то продукты на обратную дорогу, пришлось ей поработать в местном колхозе, пахать на упрямых быках Ваське и Кузьке, прятаться от горящих волчьих глаз в ночной степи.
Конец войны – начало ссылки
В конце войны мама вернулась в Петрозаводск и нашла свою маму с сестрой. Казалось, что жизнь начала налаживаться. Но почти сразу им пришла повестка из НКВД, а после беседы у следователя им был вынесен приговор: как члены семьи изменника Родины все они ссылаются на 5 лет в Коми АССР с конфискацией имущества. Пересыльные тюрьмы, этапы, пересылки– все эти слова знакомы многим нашим родителям. Вот почему про этот период своей жизни так не хотелось говорить моей бабушке Лиле. Это было не просто тяжело, но ещё и очень опасно. Опасно настолько, что этот страх поселился на всю их жизнь, даже по сей день. Как же могла моя тихая, скромная, талантливая бабушка Лиля, не сказавшая в жизни никому слова обидного и воспитавшая такими же своих дочерей, пережить это попадание в мясорубку истории. В пересыльной тюрьме, ожидая этапа, бабушка вспоминала и переписывала для своих дочерей американские и финские песни. В конце каждого листа она что-то рисовала – индианку в национальном костюме, вечерний закат в родном штате Мичиган, каким она его помнила.
«...не благодаря, а вопреки....»
Наверное, многие мои ровесники, дети тех странников, узнали в судьбе моей семьи жизнь своих бабушек, дедушек и родителей. Как же схожи эти судьбы, иногда как под копирку прожиты. Можно, конечно, мне возразить, ведь ко многим американским финнам именно в СССР пришла известность, слава, награды. Это действительно так. Сама Мэйми Севандер работала деканом факультета иностранных языков Петрозаводского университета. Певицу Сиркку Рикку называли «финским соловьём». Уважаемым человеком в Карелии был известный тренер и организатор бейсбольного спорта Альберт Лённ.
Но и в судьбах каждого из них было много несправедливости и обид из-за национальной принадлежности. Отец Мэйми расстрелян. Сиркку Рикку много раз увольняли по причине политической неблагонадёжности. Альберт Лённ был осуждён на 15 лет сталинских лагерей. Так что их жизненный успех и известность приходил к ним не благодаря, а вопреки....
Детство в деревне Сывшор
Я сама родилась в 1949 г., когда мама отбывала ссылку в глухом месте Сывшор в Коми АССР. Наше детство было настолько несчастливым и нищим, что моя сестра Лида на фото тех лет не может смотреть. Литр молока в день на четверых детей, родителям – макаронная похлёбка и ежедневные обращения «финская морда». Так жила моя мамя все годы ссылки. Если бы не помощь бабушки Лили, которая работала бухгалтером на Сыктывкарском мясокомбинате и могла купить дешёвые продукты, не знаю, как бы маме удалось всех нас вырастить. Самое моё первое воспоминание детства. Перед Новым 1954 г. отцу не выдали зарплату в леспромхозе. Ждать праздника не приходится. Но вечером 31 декабря на пороге появляется бабушка Лиля – перепачканная машинным маслом, вся занесённая снегом. За плечами её огромный рюкзак, в руках неподъёмные сумки. Она сутки добиралась из Сыктывкара к нам, сначала на поезде, потом на мотовозе, а потом 4 км. пешком по рельсам. Какое богатство было в этих рюкзаках – мясные жилки, масло, сгущённое молоко, а главное – бабушка сшила мне моё первое красивое платье. А ещё она купила мне, 5-летней девочке, голубую шёлковую комбинашку «на вырост», которую, я помню, очень старалась всем продемонстрировать, надевая так, чтобы она была видна из-под платья.
Сильные родственные узы
Не могу не выразить в этих своих воспоминаниях огромную благодарность маминой сестре Каани, с семьёй которой бабушка Лиля прожила всю послевоенную жизнь. Это даже не просто благодарность, а гораздо более глубокое чувство, невыразимое словами, какими же сильными были родственные узы у поколения наших родителей! Именно тётя Каани пригласила маму и всю нашу семью переехать из глухомани в Воркуту – молодой развивающийся центр угольной промышленности Севера. И вот, представьте, как двое взрослых и четверо детей появились в один из дней 1956-ого года в однокомнатной коммуналке моей тёти Каани, где уже жили кроме неё и бабушки Лили, муж моей тёти и маленькая дочь. Больше месяца мы прожили вдесятером в одной комнате. Наш первый дом в Воркуте – длинный барак и в нём одна комната и кухня, полная тараканов и крыс. Отцу, как передовику производства, выделили вскоре 2-х комнатную квартиру в деревянном доме, где я и прожила, пока не вышла замуж. У меня всегда было ощущуние, что семья моей тёти – это и моя семья. Мне даже сложно представить, как бы я на месте моей тёти Каани смогла приглашать всех нас в свою 2-х комнатную «хрущёвку» на воскресенье и все выходные. В этом доме нас любили. Как сейчас помню зелёное кресло у книжного стеллажа, где я запоем читала трёхтомник сказок Афанасьева, а позже Г. Флобера, Т. Драйзера, С. Цвейга и всех русских классиков. Раннее утро. В квартире тёти запахло свежемолотым кофе. Это бабушка Лиля уже возится на кухне. Овсяная каша, гренки, яичница с беконом. Мы, дети, по очереди заходим завтракать в маленькую тесную кухоньку. А бабушка уже печёт пироги. Вечером придут друзья тёти Каани и её мужа – добрейшего дяди Лёвы, история жизни которого сюжет романа о сталинской эпохе. И мы, дети, сядем с ними за стол, а потом будем «блистать» своими талантами, читая гостям стихи и танцуя. В новогодний праздник под ёлкой мы находили подарки от деда Мороза, упакованные в яркие, сшитие из мешковины и окрашенные в красный цвет носки.
Кто страдал, тот понимает
Сколько же для всего этого нужно было иметь доброты и сострадания поколению наших родителей. Если мне кто-то скажет, что в наше время есть такие же родственные отношения, я очень удивлюсь. А может это заложено в самой природе человека – чем больше страдал сам человек, тем лучше он понимает страдания другого. А человек, сам проживший легко, становится эгоистом и понимает только свои переживания. Какими же мы выросли другими! Мы – это моё поколение 50–60- летних. Мы у. же не умеем так искренно радоваться жизни, как наши родители. Моя мама на своём 55-летнем юбилее в петрозаводском ресторане так азартно танцевала «цыганочку» и «барыню», что её приглашали 30-летние парни. Её записная книга была полна адресов друзей из Америки, Финляндии, России, откуда приходили десятки писем и открыток. В 1974 году бабушка Лиля, мама и тётя получили квартиры в Петрозаводске как незаконно репрессированные и реабилитированные. Вот тогда она была необыкновенно счастлива, ведь судьба вновь её соединила с подругами – американскими финнами, многие из которых стали ей дороже, чем просто друзья юности. Наверное, многие петрозаводчане помнят Берту Луома и её сестру Хельми. Их маленький домик на Перевалке был местом встречи друзей – Милли и Пентти Росси, Лили Люра, Тюни Ахо, Ирьи Леписто, моей мамы Дорис Ниеми. Все они впервые познакомились детьми на теплоходе, увозящем их на поиски земли Эльдорадо. И эта дружба длилась до тех пор, пока смерть не разлучила их. Не хотелось бы произносить высокопарных слов о том, что их жизнь – подвиг. Все они - самые обычные люди, много пережившие и через многое прошедшие. Но разве не подвиг – так сильно любить эту жизнь, которую старательно пыталась разрушить страна, так и не полюбившая своих приёмных детей – американских финнов.
Слова благодарности
В этих отрывочных воспоминаниях не ищи, читатель, писательской жилки и профессионализма, не смогу я найти красивых слов, оборотов, сравнений и метафор. Эта статья – только порыв души и единственная возможность поблагодарить близких мне людей. Во многих душах моих ровесников живут те же самые чувства. Хочу, чтобы наша благодарность уже ушедшим и ещё живущим родителям стала невоплощённым в мрамор памятником нашим предкам-странникам, думающим о лучшей доле для нас – своих потомков.
Благодарю уже ушедшую из жизни Мейми Севандер за её историческое исследование об американских финнах.
Благодарю судьбу за то, что у нас была настоящая любящая бабушка Лиля, сумевшая сделать детство своих несчастных внуков таким, что есть чем хорошим его вспомнить.
Благодарю свою маму за то, что она любила жизнь и своих детей. И хотя теперь её уже нет на свете, она всегда будет жить в наших сердцах.
Людмила Жаворонкова
P.S. Вот и прошёл почти год, как я решила сделать маме подарок ко Длю матери – рассказать о её нелёгкой судьбе и нашей дочерней благодарности. По объективным причинам мой рассказ не был опубликован в прошлом году. Когда я его писала и думать не могла, что через 2 месяца мамы не станет. Всегда казалось, что наша любовь и забота, помощь врачей ещё надолго продлят её жизнь, но чуда не произошло и этот День матери пройдёт уже без неё. Написала эти строки и подумала: «А так ли уж без неё?» Ведь каждый день она была с нами. Была с нами, когда в наши дома пришла радость, и у нас с сестрой появились долгожданные внучка и внук, а мамины 4-ый и 5-ый правнук. У меня в кухне стоит мамина фотография, и в любую минуту с любого места в кухне, где бы я не была, мама пристально смотрит на меня с нежностью. Я так же по утрам её целую, разговариваю, когда жарю рыбу, которую она так любила, когда пеку её любимый «applpai». И пусть не кажется кому-то странным, и не возникнет вопрос: «Всё ли нормально с психикой у этой женщины?» Просто только почти в 60 лет до меня дошёл ответ на вопрос о смысле человеческой жизни на Земле. И смысл этот, по-моему, только в том, чтобы оставить после себя людей, в памяти которых ты жив всегда. А настоящая смерть наступает, когда нет на Земле человека, тоскующего по тебе. Хорошо бы это помнить всем нам – и детям, и родителям.
P.S. Перечитала ещё раз всё написанное, и в голову пришла мысль: «А ведь мы, их дети и внуки, во многом повторили судьбы наших дедов и родителей». Правда, нам к счастью, не пришлось пережить в Финляндии даже маленькой толики горя и утрат, понесённых ими в России. Поэтому лично мне очень неприятны стенания той части соотечественников, которые не смогли найти применения себе в Финляндии и клянут страну, в которую каждый из нас переехал по собственному желанию. Нас здесь никто не ждал, у многих коренных финнов те же проблемы с работой, с уровнем жизни. Я думаю, что отсутствие или наличие успеха в новой стране зависит и от возраста, и от наличия профессии, востребуемой в Финляндии, и от семейных обстоятельств, и от знания языка. Поэтому не стоит, как говорится, бога гневить. Никто вам в России 9,5 тыс. руб. в месяц не заплатит за сидение дома. Может быть, я и не совсем права, но сказать, что я совсем не права вряд ли кто-то сможет. Наши родители меня поймут. Кто, как не они, умели бороться и страдать за своё место «под солнцем» новой Родины.